Матвей Курилкин - Будни имперской стражи[СИ]

Мне невероятно повезло. Заглянув в окно я увидел за ним коменданта. И то, чем он занимался, мне совсем не понравилось. Впрочем, я с самого начала подозревал что‑то такое, так что сильно не удивился. Тем не менее, увиденное мне совсем не понравилось. Откровенно говоря, "не понравилось" очень слабо характеризует мои чувства. Комендант проводил магический обряд. Я не слишком хорошо разбираюсь в магии, но тут и совершеннейший дилетант сообразил бы. И обряд этот явно не относился к числу разрешенных. Ни в государствах людей, ни, даже, в гораздо более либеральной в этом отношении империи. Потому что в обряде этом использовались человеческие жертвы. Нет, я, конечно, слышал, что в тайных подземельях императорского дворца тоже иногда творятся всякие неприятные вещи, но, даже если это и правда – то, что разрешено императору не разрешено его подданным. Впрочем, я сомневаюсь, что в императорском дворце происходит что‑то по‑настоящему плохое. А вот здесь как раз оно и происходит, это еще слабо сказано. Комната, в которую я заглянул была лишена какой‑либо мебели. Совершенно пустая комната, на полу которой расчерчена замысловатая фигура. Расчерчена чем‑то красным, хотя, думаю, можно сказать определеннее – кровью. Тем более, что мне хорошо видно, откуда эта кровь взята – по углам комнаты лежат три человека в одежде каторжников, все со вспоротыми животами. Судя по виду, крови в них не осталось ни капли, и несмотря на это, они все еще живы, и явно страдают. Еще три каторжника пока целы, они стоят напротив коменданта, глупо улыбаясь. Явно зачарованы. Сам комендант, в ослепительно белых одеждах, с перевязанными белой лентой волосами стоит напротив этой троицы с окровавленным ножом и явно читает какое‑то заклинание. Мои познания далеко не так обширны, чтобы понять, что это за заклинание. Господин Элим очень сосредоточен. Ему явно тяжело дается это заклинание, по лицу его градом катится пот. Думаю, обладай я магическим зрением, я мог бы и ослепнуть – комендант явно сейчас собирает всю энергию, которую активно генерируют своими страданиями несчастные, что лежат на полу. Да мне и без всякого магического зрения здорово не по себе. Вот, повинуясь повелительному жесту эльфа, стоявшие до сих пор неподвижно каторжники расходятся по указанным им местам. Ритуал, похоже, подходит к своему завершению – все они одновременно поднимают маленькие, стилеты, и аккуратно перерезают сами себе сонную артерию. Кровь бьет из их шей фонтаном, ее много – очень, очень много, гораздо больше, чем можно предположить, глядя на этих субтильных доходяг. Она растекается по полу и по стенам, оставляя чистым только самого коменданта. Она просачивается в щели, и уже течет по внешней стороне дома, и вот она уже стекает на землю, растекаясь все дальше. В темноте кажется, будто это и не кровь вовсе, а какая‑то непонятная, черного цвета жидкость. Но запах не дает ошибиться, пахнет именно кровью. Пальцы, которыми я судорожно вцепился в подоконник, скользят в сочащейся в щели крови, но я терплю, и продолжаю наблюдать. Вот первые ручейки достигли соседних строений, и поведение жидкости становится совсем уж неестественным – она течет вверх по стенам, затекая внутрь здания через дверь и окна. Неожиданно я вижу, что на мне крови тоже многовато. Она течет вверх по рукам, затекая под одежду, и неуклонно движется к лицу. Вот тут мне стало дурно, я с трудом удержался от того, что бы немедленно разжать руки, и свалиться на землю. Мне хватило самообладания, что бы освободить руку только после того, как я уцепился за веревку, обмотав ее вокруг ноги. Свободной рукой я тщательно отирал губы и нос, стараясь, чтобы колдовская кровь не попала внутрь – а она стремилась именно к этому. Мои старания не слишком помогли. Все, что мне удалось – это плотно зажать нос и рот, перекрыв доступ не только страшной жидкости, но и кислороду. Все закончилось, когда я думал, что сейчас задохнусь. Безумный океан крови исчез еще быстрее, чем появился. Я заглянул в комнату, перед которой так и провисел все это время, надеясь, что мои судорожные движения комендант так и не заметил – все‑таки он был занят колдовством. Комната тоже выглядела так, будто в ней не творилось только что отвратительное колдовство, ни крови, ни трупов, ни рисунков на полу – идеальная чистота. И только комендант, устало ссутулившись, стоит там же, где и стоял во время ритуала. Только теперь он смотрит мне в глаза, и как‑то очень нехорошо улыбается.

Глава 6

Очнулся я уже в катакомбах. Руки были связаны за спиной, и с двух сторон меня держали те двое солдат, что стояли в карауле перед домом коменданта. Солдаты, кряхтя, тащили меня в неизвестном направлении.

– Эй, мужики, – проговорил я, – вы куда меня тащите?

– О, очнулся, – проворчал тот, что справа. – Вы, ваша милость, изволили шпионить за господином комендантом. Он разозлился сильно, велел вас убить.

– Понятно. А тащите куда?

– Так ведь это, в колодец вас тащим. Тут неподалеку трещина есть в земле, мы туда трупы сбрасываем. И вас туда же отправим. Вы уж извините, ваша милость, мы бы и не стали, да только господин комендант строго велел.

– Ясно. А вы знаете, что он, вообще‑то, не имеет права приказывать меня убить? Я же инспектор из столицы! Вас за это накажут!

– Это мы в курсе, ваша милость. А только никак не можно приказ коменданта нарушить. Только подумаешь о таком, так прямо аж сердце заходится. Вы уж не серчайте, ваша милость, мы бы ни за что, да никогда. А только нельзя. Господин комендант он ведь много чего нехорошего делает, а только никак мы не можем его приказаний нарушать, вы уж извините. А вы это зря так быстро очнулися. Его превосходительство, вас увидемши приложил чем‑то своим магическим, и сказал, что мы теперь до самого колодца не очнетесь. Так и не нужно было, ваша милость. Так бы и умерли во сне, ваша милость, а теперича вот мучиться будете.

Нда. Ответ на один из наших животрепещущих вопросов, я получил. Что‑то на этой каторге мне встречается слишком много любителей запрещенного колдовства. Сюда бы, конечно, профессионального колдуна, он бы сказал точнее. Надо бы спросить стражников, они последствия Элимовых экспериментов ощущают на себе. Хотя, меня больше интересует, как же я теперь буду выкручиваться. Неприятная ситуация. Честно говоря, как ответить на этот вопрос я пока не слишком представляю. Связан я качественно.

– Эй, конвоиры!

– Да, ваша милость, чем вам помочь? Может, ручки затекли?

Я удивился такой заботе, но виду не подал:

– Да, затекли. Веревку ослабьте, а?

– Никак нельзя ваша милость, – сокрушенно вздохнул второй. – Его превосходительство строго настрого вас приказал не развязывать, а так и скинуть.

Демоны бездны! Ладно, я и не рассчитывал.

– Вообще, я другое спросить хотел.

– Так спрашивайте, не стесняйтесь. Уж постараемся перед смертью‑то уважить вас, – они даже слегка замедлили ход, и перехватили меня поудобнее.

– Вы мне расскажите, чем таким вам господин комендант угрожает? Вы же знаете, что рано или поздно все закончится, и вам в любом случае, придется отвечать. Давно бы собрались, да бунт подняли. Вон, с каторжанами объединились бы…

– Ох, ваша милость, это вам легко говорить про бунт. А вы видели, чего он по ночам творит? Мы тут все прокляты, и не токмо бунт, даже если доложим кому – помрем в муках. Да ведь, и пытались уже. Парни, кто совсем отчаялся, уходили пару раз из города, бежать пытались. Оно ведь как, прямого приказа ослушаться никак нельзя, а ежели чего не приказали, что в принципе, можно и попробовать. Хитрил народ, пытался чегой‑то выдумать. А только его благородие и тут предусмотрели. Мы ить, ваша милость, даже помыслить чего плохое против господина Элима не можем. Как чего замыслишь нехорошее – болеть начинаешь, ни еда, ни вода в глотку не лезет, кровью, уж простите за подробность, блевать начинаешь. Думали, ежели от него подальше убежать, так и колдовство ослабнет. А только никому, видать, не удалось это. Чем дальше от каторги этой проклятой, тем нам хуже и хуже становится. Даже в Урроке болеть начинаем. А и доложить ведь никому нельзя! Только рот раскроешь, и все – сразу замертво падаешь. Везде клин, ваша милость!

– А как же ты мне все это рассказываешь? – удивился я такому несоответствию.

– Так ничего удивительного, ваша милость. Соль‑то, она, как известно, колдовство не любит, не пускает через себя. Так что каторжанам ничего, считай, посвободнее нас будут. А только и им не легче, своих страшилок хватает.

– Что за страшилки?

– А это, ваша милость, уж извините. – Стражник даже говорить стал тише, – не накликать бы!

Я замолчал, не зная, чего еще спросить.

– Служивые, а зачем он все это устроил‑то?

– Так то нам и самим неведомо, ваша милость. А только мыслим мы промеж собой, что не просто так чудит комендант, ой не просто…

Мы помолчали, спустя какое‑то время, я снова подал голос: